Интервью: |
 |
14.10.2004 В ЭТОМ МИРЕ НЕТ КРАСОТЫ
"Банда" славна своими великолепными песнями, среди которых есть подлинные шедевры ("Эха звон", "Любовь — это власть"), отвязными концертами и скандальными выходками, заслуживающими отдельного описания в приличном по толщине издании. Вышедший в минувшем году альбом "К звездам" — безупречное психотеррористическое полотно, убедительное собрание разнообразных неполитекорректных ужасов. Помимо собственных боевиков, на вооружение были взяты характерные творения "Кооператива ништяка", "Передвижных Хиросим", "Зазеркалья".
Сантим, кем-то остроумно окрещенный смесью Артюра Рембо и скинхеда с окраины, один из наиболее ярких, харизматических героев контркультурного фронта.
Сантим. Любя глэм-рок, всегда скептически относился к его сценическому подходу — люди приезжают на концерты, достают рваные джинсы, красят волосы.
По-моему, в чем приехал, в том и выступаешь. Это очень важный аспект рок-музыки. Если уйти от имиджа, расширить — получается, что Сантим — это то время, когда я общаюсь с людьми. Все больше и больше времени по жизни.
Но интереснее не проблема — человека и его маски. Любой человек, использующий сценический псевдоним, испытывает некое раздвоение личности. Не думаю, что у Игги Попа такие проблемы отсутствуют.
Главное — дальнейшее открытие в себе некоего "гостя изнутри", становление более сильной личности, ведь обретение нового имени — это своеобразная инициация.
Актуальность рока…
Сантим. Если форма работает, а она работает, значит, она не устарела. Есть довольно большое количество людей (и слабых, и сильных эстетически), которых феномен рок-музыки интересует. Они воспринимают определенные идеи посредством рока. Хотя на девяносто процентов лично мне рок-музыка не интересна.
У "Банды" сейчас две ипостаси — дисциплинированно-акустическая и энергично-экстремальная.
Дарк-вейв в свое время произвел катастрофическое впечатление. Очень яркий и актуальный стиль. Но иногда можно повеселиться, поиграть драйвовую музыку. Мы воспитаны на подобной музыке.
Бывает настроение, когда не годится играть медленные вещи. Я занимаюсь своего рода заклинаниями, выступаю как ритуальный диджей, руководящий танцами. Мне очень важно, чтобы за моей спиной была, пусть и несколько бессмысленная, но ритмичная и беспровальная стена звука.
Сегодня книги и музыка влияют, но не больше, чем случайно услышанные разговоры в метро или жизненные коллизии. Они могут быть многократно богаче, интереснее, злободневнее, нежели тексты.
В восьмидесятые я слушал "Sex pistols" и читал Веничку Ерофеева, Кортасара, но это мало, что дает. Все слушали и все читали. Это общекультурный фон, который в какой-то момент становится балластом.
Художественный жест сегодня…
Сантим. Имеет смысл, если выполняются три условия. То, что ты делаешь, должно быть искренне, умно и хорошо сделано. Пусть звучит несколько абстрактно. Вот "пенсионеры всесоюзного значения" от русского рока — творят, как правило, безнадежно глупые вещи, хотя они могут быть искренни и на своем уровне хорошо выполненными.
Для меня главное, чтобы дошла идея. Когда была группа "Гуляй-поле", период понта и юношеского максимализма, я говорил, что надо играть так, чтобы все богатые жирные ублюдки, послушав нас, перевешались.
Сейчас это прошло. Мне хочется, чтобы люди взглянули на мир моими глазами. Многие вещи происходят в мире из-за незнания, на мой взгляд, элементарных вещей. И их порой трудно объяснить, не впадая в банальность.
У меня есть свои убеждения — эстетические, мировоззренческие, политические. Мне интересно влиять на людей. Мое видение ситуации вдруг оказывается брошенным в какую-то среду. Дальше я могу смотреть, какие ростки проявляются, какие брожения идут.
Мне нравится, что лица на концерте максимально разнообразны. Это и хулиганы, и нацболы, и студенты, и скинхеды, и люди среднего звена.
По большому счету мы стерли грань между зрителем и музыкантами. Почти каждый может войти в состав группы. И чем больше людей считают себя частью группы, тем больше мне это нравится.
Этакая коллективная общенациональная "Банда четырех", собирающая ярость отверженных и готовая выплеснуть её в неизбежное невозможное восстание против современного мира.
Ведь мгновения прожитой жизни
Веселей, чем сомнительный "рай",
Ну-ка, солнце, ярче нам брызни,
Золотыми лучами сжигай.
Ломают границы вселенной
Шаманы, вошедшие в транс,
К черту все ваши знаменья,
И на х.. весь ваш декаданс.
Ведь тишину нагревают
Еще еле слышные марши,
И мелодию их узнают
Завтра или раньше...
Большой стиль…
Сантим. Некий общий стиль возможен, но помимо таких важных моментов, как наличие людей, способных его создать, нужно определенное время.
Россия очень долго, например, в плане музыки, жила старым русским роком. Нужно, чтобы Россия почувствовала себя в контексте мировой культуры, что, естественно, не подразумевает потерю национальных обычаев.
И "Банду" мне бы хотелось воспринимать именно так. Мы, к сожалению, себя очень долго убаюкивали тезисом Достоевского о народе-богоносце, что прозевали момент потери самоидентичности.
Сегодня для становления нашего человека для России важнее, условно говоря, не Бердяев, а Стюарт Хоум, Брет Истон Эллис или Дэнни Кинг. Они важны для понимания происходящих процессов, для ключа к реальности, чтобы не проходить то же самое. Иначе все равно придется понять, но уже через долгий и мучительный путь, который можно было бы избежать.
Пора пересмотреть ориентиры. Сегодня неадекватна литература на вроде Маркеса или Кафки. Для двадцать первого века — это такое же прошлое, как Лопе де Вега.
В современной отечественной культуре практически отсутствуют стиль и понимание века, в котором мы живем. Два полюса — попс и клиника. От этого пора уйти.
"Банда" считается одной из наиболее политизированных групп. Она принимала участие не в одном десятке акций, организованных отечественными радикалами. Сам Сантим уже несколько лет состоит в НБП. При этом политичность "Банды" не идет в ущерб качеству произведений, не кривляется плакатом (за исключением обретшей нездоровую популярность хулиганской "Оле-оле"), не служит оправданием за творческую несостоятельность, но органично вплетается в контекст песен, а социальные мотивы обретают вполне метафизическое измерение.
Сантим. Аполитичность— глупость. Хотя бы потому, что выбрасывается целый интереснейший пласт жизни.
Человек, имеющий определенные политические взгляды, просто интереснее и живет интереснее. А если они есть, то не высказывать их, не пытаться что-то делать для их реализации, просто недостойно. Как можно отделять себя от большой части мира, очень важной, влияющей в конечном счете и на нашу жизнь, и на творчество.
Рок-музыка, как и вообще культура, всегда политична. Попытки уйти в абстрактный мир в девяти случаев из десяти — глупость или самообман. (Редкое исключение — люди, которые уже многое прошли, личности титанического типа). Разве можно назвать аполитичным, скажем, Оскара Уайльда?
Политично все. Зачастую за розовой маской, благодушно рассуждающей об абстрактных "общечеловеческих" "вечных" ценностях, выглядывает звериный оскал Капитала. Либеральный тоталитаризм действует исподволь, подавляет незаметно. Но реальных противников наказывает не менее жестоко, чем классические тирании. Или выжигает ярлыки отвержения любым несогласным. Впрочем, в андеграунде к этому относятся с ледяным спокойствием и нордическим юмором:
Сантим. Если я скажу, что фашист — кого привлекут газету или меня? А я ведь не пропагандирую, просто констатирую.
Не хотелось бы расшифровывать, говорить вещи, звучащие для меня совершенно банально, цитировать, например, последнее курехинское интервью. Это романтический подход к жизни. А романтизм — соответственно, не материальное отношение к миру.
Главный вызов "Банды" — вызов обывателю, человеку-функции, вечному адепту Системы. Экстремисты, фанатики, одинокие поэты, независимые сообщества, а иногда и целые "непонятные" народы, невозможны внутри лелеемого им Диснейленда.
Сантим. Обыватель может быть симпатичным по очень многим параметрам — по форме, по деянию, но не по мотиву. Он способен очень на многое, например, сжечь Манеж. Для меня важна мотивация, вещи надо пробовать на вкус. В конечном счете обыватель всегда не прав, какие бы правильные вещи ни совершал.
В песнях "Банды" присутствует апология несанкционированного поступка, носящего порой вполне агрессивный характер…
Сантим. В человеке заложено множество всевозможных качеств. В том числе человеку присуща, у кого-то в большей степени, у кого-то в меньшей, агрессивность.
Когда в мире возобладали либеральные идеи, то посчитали, что на многие качества человека можно не обращать внимание. Человек — сам по себе существо хорошее, а агрессивность и тому подобное — наносное. От них можно избавиться и построить общество без учета таких сторон натуры.
Но лишая человека качества — общество разрушает божественную гармонию. Уничтоженные или задавленные аффекты порождают в человеке внутренние проблемы. К тому же, закрывая какие-либо элементы, — унифицируется человечество, становится однообразным.
Построено общество, где человек не имеет возможности реализовать определенные свои установки, которые к нему пришли на генном уровне. Когда в человеке просыпается предок-берсерк, то либо надо найти выход этой энергии, либо происходит подавление, что в конечном счете приведет к полной шизофрении, распаду личности. Общество должно давать людям проявлять и положительные, и отрицательные стороны.
Как отметил один мой знакомый художник — "Банда" со товарищи начали там, где "сломались" пионеры той, западной новой волны.
Непонимание, порой переходящее в напряжение, между центровыми музыкантами Сибири (и их последователями) и Москвы во многом обусловлено различием в корнях. Летов, Лукич, "Чернозем" — реально далеки от панка, они наследники психоделических шестидесятых и являются более последовательными хиппи, нежели те, кто является их записными апологетами.
Сантим, Костя Мишин — в значительной своей составляющей из злых городских семидесятых, из первого панка. Отсюда и своеобразный, совершенно иной образный ряд. (Знаменитая сантимовская строчка "Я просто люблю беспорядки…" — своеобразный привет панк-легенде "Television" "А я люблю катастрофы и все, что потом").
Тот, кто видел, тот понял — в руке не растопишь снежок
И на землю падут бесполезные капли дождя.
Пересохший ручей все пытается вспомнить исток,
Чтоб забыть навсегда это гнусное слово: нельзя.
"И город последний — наверное, это Москва". Москва — это постоянное место действия песен "Банды", своеобразный центр мира, в котором, и только в котором, возможны эпохальные события.
Сантим. Я Москву действительно воспринимаю как лучший город земли, единственный, мистический. Испоганенный, затоптанный, но еще не уничтоженный.
Мне всегда были неприятны культивировавшиеся наезды на Москву типа Москва — Вавилон. Это ничего за собой не несет. Московское мировоззрение — имперское.
Провинционализм складывается из-за определенной зашоренности, когда реагируешь не на вещь, а на ее происхождение.
Питер всегда слушал Питер, и с очень большой неохотой иное. Также и Сибирь.
Москва же всегда с легкостью воспринимала другое. Имперскость — уход от местечковых интересов, уход от зашоренности, открытость к другому мнению и новой форме.
У империи все равно должен быть центр. Москва как центр способна к своим окраинам относится с интересом и понимать их. По крайней мере, была способна, и в идеале будет способна. Ни один город в России на такую роль претендовать не сможет.
И в плане музыки Москва для меня более интересный город, чем тот же Питер. Так как в Питере было много кальки с Запада. Троицкий в "Рок в СССР" забавно описывал две линии новой волны в Советском Союзе. В Ленинграде выходил молодой Кинчев, одетый, как манчестерский безработный. А в Москве играла группа "Футбол", и выглядела, как пацаны из Балашихи. Действительно, почему маргиналы в России должны выглядеть как кто-то.
Будущее России…
На мой взгляд, Россия должна быть иерархическим государством, необходим возврат к определенным традиционным ценностям. Сегодня меня капитально бесит ренессанс совка, атмосферы начала восьмидесятых. Бесконечная "Песня года", программа "Время", в ее классическом понимании по ящику. Полная профанация смыслов, торжество убогой серости.
По отношению к современности у меня в первую очередь эстетическое неприятие. Торжествующий быдлизм — то, с чем я по мере сил всегда старался бороться. В России возможно сочетание стиля и иерархии, красоты и иерархии. Во всем нынешнем мире красота отсутствует. По крайней мере, так, как я ее понимаю.
Мы создали космическую империю, и за последние двадцать лет безропотно все потеряли. Я не знаю, что еще нужно, чтобы люди проснулись (так можно и на войска НАТО на собственной территории не обратить внимания), чтобы страна поднялась.
Правда, то, что есть на сегодня. Это "Аншлаг", это программа "Время". Происходит страшное, рациональное ощущение конца. Чтобы что-то произошло — нужен детонатор. Октябрь 93-го года таким детонатором не стал — и это трагедия России и российской оппозиции. Россия упорно встает в общий ряд со всеми остальными народами, а наши попытки хоть как-то удержать проваливаются. Видимо, они должны быть более радикальными.
Последние годы советской власти успокоили многих людей. Из героев сталинских времен мы получили стопроцентного буржуазного человека. Я, честно говоря, не стал бы брать брежневский период в контексте советской истории.
Это ситуация как один народ может за короткий период обуржуазиться и одряхлеть. Капиталистический соблазн оказался сильнее соблазна коммунизма. В голове у самого последнего обывателя где-нибудь в Усть-Илимске сидит надежда, что сын станет менеджером "Газпрома" и заработает свой миллион.
А народ должен за своего Бога бороться. Если этого не происходит, народ теряет своего Бога, теряет право на любовь к Богу.
Наша катастрофа измеряется не политикой и не социалкой, а именно этим. Есть отдельные люди. Но сколько нас могут праведники спасать…
| |
|
| Баннерный обмен: |
|
|
